ЛЕТОПИСЬ НИЖНЕКАМСКА 29 школа г.Нижнекамска обсуждение Пароход Вера Засулич Камского пароходства в годы Великой Отечественной войны 29 irjkf yb;ytrfvcrf

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– Камиль Хабирович, за что конкретно отвечал начальник райфинотдела, за сбор налогов?
– Прежде всего – за использование бюджетных денег. Тех самых 12 миллионов рублей. К счастью, нижнекамские предприятия работали стабильно, всегда перевыполняли план. А это дополнительный источник дохода в бюджет. Особенно в этом плане выручали нефтехимики. Мы эти дополнительные деньги могли пустить на другие нужды. Как­то зачастил в отдел директор четвёртой школы. Увидев его в третий раз, пригласил его к себе в кабинет и спросил, что за нужда привела его к нам? Оказывается, хочет провести ремонт. Из дополнительных доходов мы выделили ему нужную сумму. Как правило, дополнительные источники дохода направляли на поддержку и укрепление материально­технической базы учреждений образования, культуры и медицины.
– Камиль Хабирович, вы, кажется, создавали в городе налоговую службу?
– Государственная налоговая инспекция была создана 1 июля 1990 года. На то время в городе действовали 766 плательщиков налога, из них 123 предприятия и организации союзного, республиканского и местного значения, 179 кооперативов и более 450 человек, занимающихся индивидуально­трудовой деятельностью. В общей сложности мы контролировали около 100 тысяч лицевых счетов. А у нас на то время работали всего 19 сотрудников. Спасало то, что все они были грамотными специалистами, и работали с душой. Сегодня, я слышал, в налоговой службе занято уже более 200 человек.
– Как считаете, создание налоговой инспекции было нужным шагом?
– Жизнь показала её необходимость. Правда, в первое время было много проблем, чаще они возникали из­за неопределённости применения законов о подоходном налоге с граждан и налога с предприятий.
– Встречались ли нечестные бизнесмены, владельцы предприятий­однодневок?
– Конечно, встречались. Их было немного, но они были. Мы давали деньги на открытие дела. Проходило какое­то время, наши работники шли с проверкой – как у бизнесмена с уплатой налогов, а такой фирмы уже нигде не значилось. Кстати, от таких «предпринимателей» приходилось страдать и банкам.
– Камиль Хабирович, работа и в райфинотделе, и в налоговой инспекции – места, знаете ли, злачные. Не предлагали вам «в конверте» или в какой другой форме?
– Предлагали. Но я в этом отношении чист. Не только я не брал, но и мои сотрудники, я за каждого из них ручаюсь – не брали. Поэтому хожу по городу с поднятой головой.

ГАЗИМЗЯН САБИРОВ.

ЗА СОВЕТОМ ПРИЕЗЖАЛИ КОНСТРУКТОРЫ «КАМАЗА»
«Татэнергострой» представлял собой многотысячный коллектив со сложной структурой и различными звеньями. Каждое из них должно было работать ритмично и бесперебойно. Но самым важным, пожалуй, звеном было автохозяйство –ПАТО (производственное автотранспортное объединение). Было время, когда автомобильный парк насчитывал свыше 1100 единиц. В 60-е и 70-е годы водители испытывали проблемы с запасными частями. В поисках выхода из тупика руководство ПАТО обратилось к своим рационализаторам. В авторемонтных мастерских создали экспериментальную группу, которую возглавил токарь Алексей Мусатов. Немало времени прошло с тех пор, но нет-нет да и вспомнятся новатору творческие муки при решении очередной задачи. О некоторых эпизодах он рассказал корреспонденту «ВГ».

– Алексей Николаевич, почему с запасными частями было так тяжело? Ведь все привыкли считать, что в советское время снабжение было поставлено на должный уровень.
– Зимы были морозные, приличных подъездов не было. Машины часто ломались. Евгений Никифорович Королёв приезжал и ругался с начальником ПАТО Михаилом Алексеевичем Топчанюком: «Почему мало машин даёшь?». Тот, как мог, оправдывался. Вот тогда главный инженер ПАТО Владимир Николаевич Распопов подошёл ко мне с предложением: «Давай, Алексей, создадим экспериментальную группу, будем делать некоторые запасные части у себя». Покупать с завода­изготовителя было бы очень дорого. А мы планировали делать из других материалов, более доступных, но по качеству не уступающих заводским изделиям.
– Почему его выбор пал на вас, на токаря?
– Я закончил политехнический техникум в Кирове. Когда приехал сюда в феврале 1968 года, с устройством возникли сложности. Предложили в отдел главного механика, но Владимир Петрович Беляев сказал: «Молодой ещё. Пусть поработает механиком в каком­нибудь СМУ». Этим он мне как бы вынес приговор. Увидел объявление, что в АТХ (так тогда назывался автотранспортный цех «Татэнергостроя») требуются токари. Токарное дело я знал и любил, и попросился на станок.
– Вы сказали, что планировали делать детали из более доступных материалов. Из каких, например?
– Тогда появился капрон. Очень перспективный материал, за которым было будущее. Его­то мы и выбрали в качестве базового.
– Помните первую деталь, изготовленную группой?
– Первая вещь, которую мы взялись изготавливать, была крышка распределения зажигания. Очень дефицитная вещь, доходило до того, что водители начали их воровать друг у друга. Вот мы решили освоить эти самые крышки. Подобрали материал – карболит, сделали оснастку и начали изготавливать. Наделали, кажется, штук восемьсот, тогда только прекратили производство.
– В ПАТО ведь были не только отечественные машины, но и зарубежные. Кажется, из Германской Демократической Республики. С ними были проблемы?
– К сожалению, были. Выходили из строя рессорные втулки. На каждую машину нужно было 48 штук. Точить не было никакой возможности. Вот тогда нам пришлось использовать капрон. Выручил он нас здорово.
– Алексей Николаевич, вы сказали, что была создана экспериментальная группа. А кто ещё входил в её состав?
– Группа подобралась очень интересная: начальник автомастерских Александр Дмитриевич Вьюшков, бригадир слесарей Николай Иванович Бурундуков, инженер НОТ Волков (имя и отчество, к сожалению, забыл), главный механик Василий Семёнович Баринов. Работали, отдавая всю душу. Мы редко уходили домой вовремя, обычно засиживались допоздна, ещё в выходные дни прихватывали.
Администрация нам потом большое помещение выделило, у нас стал экспериментальный цех. Распопов нам выделил несколько новых станков. Мы наладили изготовление всевозможного крепежа, шайб, различных прокладок. Проблему запчастей, можно сказать, решили.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– Было ли в вашей творческой работе более серьёзное дело, которым ваша группа могла бы гордиться?
– Наверное, мало кто сейчас знает о том, что первую партию грузовиков «КамАЗов» челнинцы прислали в Нижнекамск. Для обкатки и проверки всех узлов. Проверяли в разное время года и на любых дорогах. Выяснилось, гидроусилитель руля закрывался крышкой. Она была изготовлена из сплава. Видимо, очень слабого. Крышку разрывало от морозов. Я предложил делать эти вещи из капрона. Мы сделали пресс­форму, отлили первые образцы, они очень хорошо показали себя на испытаниях. Камазовские конструкторы несколько раз приезжали в Нижнекамск посмотреть и проконсультироваться с нами и нашими водителями. Они очень заинтересовались нашей установкой по изготовлению деталей из капрона. Я им помог сделать такую же установку у себя на «КамАЗе».
Вторым большим делом считаю изготовление фонарей из оргстекла. Фонарь поворота, аварийной остановки и другие – всего на каждую машину нужно было шесть стёкол. Нагревали оргстекло, способом давления в пресс­форме получали деталь нужной кондиции. Всё делали, как по ГОСТу. Чуть что не так, во время технического осмотра начальник ГАИ Геннадий Фёдорович Шишкин или его ребята заметили бы халтуру и завернули обратно. Не дай бог, ещё наказали бы по своей линии.
– Многое из того, что вы делали, наверное, можно было оформить, как рационализаторское предложение. В советское время ВОИР (Всесоюзное общество изобретателей и рационализаторов) было небедным.
– Моральными поощрениями нас не обижали. В 1974 году Центральный Совет ВОИР наградил нашу группу вымпелом, как лучший творческий коллектив. Меня в своё время отметили значками «Ударник девятой пятилетки», «Победитель соцсоревнования» за 1973 и 1974 годы, даже почётное звание дали – «Почётное клеймо». Однажды областной совет ВОИР всю нашу группу отметил премией в 200 рублей. Вроде бы не обижали.

ГАЗИМЗЯН САБИРОВ.

ГРАВИЙ ДОБЫВАЛИ В КАМЕ, ПЕСОК ПРИВОЗИЛИ С ВОЛГИ

Нижнекамск был связан с сотнями городов и организаций, которые обеспечивали стройку материалами и оборудованием. Всё нужное доставлялось до места назначения автомобильным, железнодорожным, воздушным и даже речным транспортом.
Михаил Клипов отдал речному флоту около 40 лет. Выпускник Казанского речного техникума, в 1954 году он стал самым молодым капитаном Камского ордена Ленина речного пароходства, возглавлял комсомольскую организацию плавсостава, был членом политотдела пароходства. Впоследствии работал инженером-инспектором судоходства Камского бассейна, начальником Нижнекамского порта. В беседе с ним корреспондент «ВГ» постарался узнать и о специфике его работы, и о вкладе речников в стройку.

Плавает арбузная корка, а пароходы ходят

– Михаил Павлович, расскажите подробнее, что из себя представляли пароходы того времени?
– Я начал работать на речном флоте в 1951 году четвёртым штурманом. Через год закончил речной техникум, меня повысили до третьего штурмана­судоводителя, а он по штату работает непосредственно под руководством капитана. В моих руках была вся финансовая система судна.
Наш пароход «Вера Засулич» ходил от Набережных Челнов до Казани, останавливался на каждой пристани. Разрешалось брать 165 тонн груза и не более 200 пассажиров. Но возили, конечно, больше, с перегрузом не считались. В Набережных Челнах мы загружались сыром и маслом, в «Тихих горах» – это Менделеевск – химикатами в оцинкованных бочках, на Красном Ключе – битой птицей и яйцами, в Мурзихе – сухим молоком. Вместо двухсот пассажиров брали, наверное, пятьсот или шестьсот человек. Первый, второй и третий классы были каютными, четвёртый класс – палуба, где вместе с людьми перевозили и скот. Моя первая навигация запомнилась ещё и тем, что в то лето была сильная засуха, сильнее, чем в 2010 году. Глубина Камы доходила всего до полутора метров.
– На каких ещё пароходах вам приходилось плавать?
– Плавает арбузная корка, бревно. А мы, речники, ходим. Кама, Волга, Вятка – от Перми до Астрахани, до Кирова и Казани – вот по таким маршрутам приходилось ходить и возить людей и грузы. Ходил первым штурманом на колёсном «Лоцмане», который нам достался по репарации от немцев. Пять лет работал капитаном­механиком на теплоходе «Окский­25».
А вообще, речное судоходство развивалось столь стремительно, что мы не успевали осваивать один вид судов, как им на смену поступали другие, более совершенные и скоростные.
– Старожилы города помнят, что ещё в 70­е годы по Каме сплавляли огромные плоты с лесом. Вам, наверное, тоже пришлось заниматься этим?
– Да, приходилось. Провести плот, а это было возможно только в период большой воды, скажем, с верховьев Камы до Соколок и дальше, это очень сложно и ответственно. Плот составлен из пучков, в каждом пучке по 30­40 кубов леса. Капитан Ширинкин в 54­м году установил рекорд – провёл по Каме самый большой плот в 44 тысячи кубов. У других плоты были поменьше, но трудностей и ответственности от этого не уменьшалось.
Самыми умелыми судоводителями считались плотогоны.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Кама – река уникальная

– Одним словом, для нижнекамской стройки речники сделали немало?
– Людей, приезжавших на работу, возили много. Но гораздо больший вклад речники внесли, добывая ПГС (песчано­гравийную смесь). Мало кто из нижнекамцев знает о том, что наша Кама – уникальная река. Во всех реках европейской части России – будь то Вятка, Сура, Белая и другие – дно песчаное, и только у Камы оно состоит из гравия. На Дальнем Востоке таким же богатством владеет Амур.
– Нижнекамской стройке, наверное, ежедневно требовались тысячи тонн. В каких местах добывали?
– Гравий начали добывать, наверное, уже с конца 60­х годов. Добывали напротив Котловки и Сентяка, между Танайкой и Соболеково, у Бетьков, выше Набережных Челнов. Помню, в Соболековской воложке (небольшая протока в стороне от основного русла реки между берегом и островом Хороший) гравий добывали для «Татэнергостроя», в Афанасовской воложке – для «Камэнергостройпрома». На баржу грузили обычно четыре­пять тысяч тонн.
– Место добычи выбирали сами?
– Только с согласия природоохранных организаций Казани и Москвы. Где они укажут, там и работали.
– Гравий использовался только на нижнекамской стройке?
– Отправляли и на «экспорт»: в Сарапул, Набережные Челны, в другие регионы, даже на Украину.
– Гравий добывали в Каме. А песок? Это ведь тоже один из основных строительных материалов.
– Его тоже добывали в Каме. Но более мелкий и чистый привозили с Волги, с Нижнего Новгорода. По две, три баржи сразу. По Каме доставляли для ТЭЦ негашёную известь, для птицефабрики – ракушку для кур, для совхозов удобрения.
– Михаил Павлович, по реке на стройку доставляли не только песок и гравий, но и оборудование. В адрес «Нижнекамскнефтехима», например, приходили целые колонны.
– Признаюсь, для нас это была настоящая головная боль. Как только из Ленинграда или Москвы для нас выезжал такой груз, нам сообщали об этом, и мы, работники порта, следили за его передвижением. Доставляли на причал химкомбината. Здесь стояла задача – выгрузить в контрольное время. Иначе – большой штраф. В первое время, бывало, без штрафов не обходилось, но быстро набрались мастерства, стали укладываться вовремя. А грузы были действительно уникальные: колонна реактора в десятки метров и в сотни тонн. Перевозка на площадку и на место установки производилась с помощью специальной техники и в сопровождении Госавтоинспекции. Ни дать, ни взять – боевая операция.
– Вам пришлось возглавлять Нижнекамский порт. В каком он сейчас состоянии?
– Мы были в составе Набережно­челнинского порта. При плане 12 миллионов тонн переработки грузов шесть с половиной миллионов тонн приходилось на Нижнекамский порт. К большому сожалению, сегодня он уже не существует. Считаю, для города это большой минус. Порт был речными воротами города: были построены причалы, склады, гостиница. На местных линиях работали речные трамвайчики и скоростные теплоходы на воздушной подушке. Водным путём от нас можно было добраться до Перми, Чайковского, Казани, Горького, Тольятти и другие города. Сейчас ничего этого нет, пассажирские суда проходят мимо, останавливаются только с отдыхающими. Тем не менее, речники продолжают оказывать помощь стройке и вносят посильный вклад в экономику города.

ГАЗИМЗЯН САБИРОВ.

ЛЕТОПИСЬ НИЖНЕКАМСКА

ДО СГОВОРА В БЕЛОВЕЖСКОЙ ПУЩЕ СОСТОЯЛСЯ СГОВОР В НИЖНЕКАМСКЕ

В структуре управления строительства «Татэнергострой», насчитывающем десятки подразделений, самым молодым предприятием, пожалуй, был домостроительный комбинат (ДСК). Он возник в 70-е годы и сразу вошёл в группу значимых и элитных предприятий города.
О роли и значении ДСК, новаторских починах коллектива корреспонденту «ВГ» рассказал Мансур Ганиев, в бытность занимавший должность заместителя начальника ДСК по экономическим вопросам.

– Мансур Курбангалеевич, как получилось, что такое нужное производство для города возникло позже всех?
– Но всё же появилось, и за это надо отдать должное начальнику стройки Алексею Анатольевичу Болдыреву, который на этой должности сменил Евгения Никифоровича Королёва. Болдырев приехал из Набережных Челнов, где он возглавлял управление строительства «Металлургстрой». С собой привёз группу специалистов, в том числе и Виталия Семёновича Непомнящего. Болдырев и Непомнящий продолжили дело Королёва по строительству ДСК, с созданием которого организационная структура «Татэнергостроя» получила законченный цикл.
Новое предприятие было рассчитано на 140 тысяч квадратных метров жилья в год. С его вводом в 1977 году строительство в городе получило очень мощный импульс. Ведь кроме жилья вводились ежегодно школа, один­-два детских сада и другие объекты соцкультбыта.
– В производстве были отмечены достижения, присущие только ДСК?
– В пример можно привести внедрение бригадного подряда. Его автором был строитель из Подмосковья Николай Злобин. Почин распространился по всему СССР. Одним из первых в Нижнекамске его начали внедрять в ДСК. Метод заключается в том, что между бригадой и администрацией составлялся договор. Администрация обязывалась предоставлять фронт работ, обеспечивать материалами и условиями труда; бригада должна была определённый объём работы выполнить в намеченный срок и с хорошим качеством. При выполнении всех пунктов договора бригада получала хорошую зарплату, значительно выше, чем получала прежде.
– Метод нашёл своих сторонников?
– Недовольных поначалу было много, потому что от каждого члена бригады потребовалась более полная мобилизация. А не каждый хотел и мог это сделать. Поэтому на новую форму организации труда осмеливались только те коллективы, которыми руководили инициативные и экономически подкованные бригадиры, сумевшие доходчиво рассказать о преимуществах подряда. Первым нашим опытом заинтересовался бригадир каменщиков Хаматхасан Халиуллин из «Жилстроя». Однажды он удивил руководство ДСК тем, что привёл к нам начальников планово­экономического и сметно­договорного отделов, а также заместителя председателя профкома «Жилстроя», отвечавшего за организацию соцсоревнования, и прямо потребовал от них, чтобы они изучили все тонкости бригадного подряда. Несколько часов у себя в кабинете я рассказывал им о преимуществах новой формы организации труда.
– Польза от перехода на новую организацию труда всё же была?
– Была. Заметно поднялась производительность, соответственно и заработная плата вместе с премиальными, причём, у всех, кто стал работать по­новому: у каменщиков, маляров, монтажников, слесарей, бетонщиков.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– Ещё какими новаторскими идеями порадовали домостроители?
– Революционным был метод монтажа с колёс. До этого железобетонные конструкции домов оставляли на хранение на территории завода или привозили на объект и складировали там. Их приходилось потом перекладывать на другое место, а то и перевозить, а это дополнительные расходы и трата времени. При новом методе конструкции привозили с завода «горяченькими», на объекте их сразу монтировали. Колоссальный выигрыш во времени и в материалах. В освоении этого метода в республике мы были первыми. Инициаторами можно назвать главного строителя ДСК (была на предприятии единственная в Нижнекамске такая должность) Александра Погонина, главного инженера ПСМО Ивана Праздникова, и самого Непомнящего.
– Роль Виталия Семёновича, думается, была всё же важнее?
– Не буду отрицать. Считаю, коллективу повезло в том, что предприятие возглавил Непомнящий. У него была очень сложная судьба: его отец из когорты «красных директоров» в своё время был репрессирован, пострадала, видимо, и мать. Виталия с братьями и сёстрами на воспитание взяли родственники, которые дали им и свою фамилию. Тем не менее, у Виталия Семёновича никогда не проявлялось негатива к советской власти. Он был грамотный, энергичный и инициативный, в то же время человек высокого интеллекта, всесторонне эрудированный, что проявлялось и в рабочей обстановке, и на досуге. Например, он возглавил социально-­педагогический комплекс микрорайона, создал на предприятии клуб любителей песни, замечательный хор.
– Увы, ни «Татэнергостроя», ни ДСК, как самостоятельные организации, уже не существуют.
– Всё началось с Постановления Совета министров СССР в сентябре 1987 года, по которому разрешалось на предприятиях создавать кооперативы. И сразу среди многих руководителей возникли сепаратистские настроения. Мне пришлось присутствовать на тайном совещании, на котором руководители ДСК, ПАТО, «Отделстроя» высказались за выход из состава «Татэнергостроя». И «процесс пошёл». Подразделения уходили в самостоятельное плавание, акционировались каждое самостоятельно, почему и люди остались с кучей ненужных акций. Создавались кооперативы, куда уходили лучшие специалисты и отдавалась лучшая техника. Оставшимся приходилось заново создавать коллективы, работать на изношенных механизмах.
– Созданные кооперативы сумели продержаться на плаву?
– Всего было создано четыре кооператива. Самой удачной оказалась судьба «Сантехника». Коллектив успешно работает до сих пор. Остальные сорвали первоначальный куш и потом или распались, или вошли в состав «Камаглавстроя».
– Выходит, по примеру строителей Нижнекамска через несколько лет в Беловежской Пуще Ельцин, Кравчук и Шушкевич вошли в сговор, чтобы каждая республика – Россия, Украина и Беларусь – стали жить самостоятельно, развалив СССР.
– Сепаратизмом тогда были охвачены все союзные и автономные республики. К хорошему, я считаю, это не привело.

ГАЗИМЗЯН САБИРОВ

УЛИЦУ ПЕРЕДВИНУЛИ ПО ТРЕБОВАНИЮ БРИГАДИРА

Про Хаматхасана Халиуллина ветераны стройки отзываются только с уважением. Давая характеристику в общих словах, типа «строгий, но справедливый», не преминут подкрепить конкретным случаем. Таких рассказов хватило бы на хорошую очерковую книгу: строил город с 60-х годов, 26 лет бригадирствовал, заслужил ордена Ленина и Трудового Красного Знамени, получил звание «Заслуженный строитель ТАССР», избирался депутатом Верховного Совета республики, был членом обкома КПСС. Согласитесь, не человек, а легенда, в жизни которого происходили удивительные случаи. О некоторых из них корреспондент «ВГ» попросил рассказать ветерана.

– Хаматхасан Гизатуллович, правда, что по вашему требованию одну из улиц передвинули аж на пятьдесят метров?
– Наша бригада построила все три элитных дома советской эпохи: Школьный бульвар, 8, Спортивная, 3 и Спортивная, 5. Фундамент третьего дома был готов, по разные его стороны смонтировали башенные краны, но бригада не могла приступить к работе. Крановщица, у которой кран с внешней стороны, предупредила меня: «Хасан абый, мне нельзя работать, потому что стрела крана во время работы будет зависать над дорогой и создавать угрозу автотранспорту и пешеходам». Да, во время подачи плиты или кирпичей вдруг груз бы сорвался, а по дороге постоянно движутся автобусы и машины. Я пошёл к своему руководству и объяснил причину задержки, мне одно твердили: «В проекте всё правильно, приступай к работе».
На совещании главных специалистов «Татэнергостроя» я оказался рядом с «высоким» человеком. Я попросил слово, рассказал про свой злосчастный дом и потребовал сдвинуть дорогу, а вместе с ней и улицу метров на пятьдесят. После меня к трибуне вышел мой сосед. Он подверг критике организацию работы, не забыл упомянуть и проблему третьего дома. «Бригадир соображает, а вы с высшим образованием не можете додуматься» – пристыдил он присутствующих. Я ещё поинтересовался, кто это? «Ты что, не знаешь? Табеев!» –сказали мне. (Первый секретарь обкома КПСС Фикрят Табеев был фактически главой республики). Буквально на следующий день прибыла техника, дорогу отодвинули от дома примерно на пятьдесят метров, только тогда бригада приступила к работе.
– Говорят, имея семь классов образования, вы сумели найти ошибку в расчётах целого отдела труда и заработной платы? Как это произошло?
– Внедрялся бригадный подряд, автором которого выступил строитель из Подмосковья Николай Злобин. В методе его работы была конкретика. При составлении задания на строительство дома конкретно указывалось количество материалов, срок окончания работ, сумма заработной платы и премиальных, сумма экономии. Мне дали задание на строительство дома № 8 по Школьному бульвару. В народе его ещё прозвали «дворянским гнездом». Дома я внимательно изучил задание и нашёл, что ОТЗ «Жилстроя» ошиблось в расчётах. Во­первых, я не смогу построить дом в указанные сроки, во­вторых, заработную плату мне указали на пять тысяч рублей меньше. Это сейчас пять тысяч мелочь, а для того времени – очень приличная сумма. На другой день вместе со звеньевым Шавкатом Алимовым поехал в Челны к знакомому бригадиру Герою Соцтруда Вагизу Маликову. Он отвёз меня к своим трудовикам и попросил помочь. Челнинцы сделали мне правильные расчёты. Всё вышло по моему. Вернувшись в Нижнекамск я сумел доказать свою правоту. Все цифры задания были исправлены.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– В управлении «Жилстроя» вы горячо взялись за внедрение подряда. Но вас почему­-то называли консерватором?
– Наши партком и профком трубили о том, что бригадный подряд внедряется очень успешно, на самом деле новый метод давался очень трудно. Я не поленился, съездил к Злобину, убедился, что метод эффективен. На стройке кроме обычных бригад были ещё комсомольско­молодёжные, а также коммунистического труда. Ни начальник участка, ни руководитель СМУ не могли влиять на внутреннюю жизнь бригады. Единственным стимулом было социалистическое соревнование, где занявшие призовые места коллективы получали знамёна, вымпелы, на бригаду выдавалось несколько талонов для приобретения дефицитных товаров, например, холодильников. Вот и весь интерес. Бригад много, а призёров только три. При бригадном подряде любой коллектив мог рассчитывать на повышенную зарплату и премиальные, потому что рабочие сами контролировали работу и свою, и товарища.
– Какие качества, по вашему, помогли вам более четверти века руководить коллективом?
– Не могу сказать, какие именно. Но я старался, чтобы у бригады всегда были материалы, была работа, а, значит, и хорошая зарплата, как мог, создавал условия. Зимой, работая на пятом или седьмом этаже, не будешь через каждые 30­40 минут бегать вниз в бытовку обогреваться. Сварщик в бригаде свой, попросил его из бросовых листов стали сварить будку, по краям стенки установили скамейки, посередине стол, под столом поставили самодельный обогреватель. Подошло время отдохнуть, бригада не теряя ни секунды, заходила в бытовку и грелась. Закончили кладку этажа, переходили на следующий, переносили и бытовку. Скажите, это разве не забота?
– Пожарные могли ведь вас наказать?
– Пожарным, когда они приходили с проверкой, мы показывали другую бытовку, она стояла внизу, там всё было оборудовано по инструкции.
– Хаматхасан Гизатуллович, у вас много наград, вы избирались депутатом Верховного Совета республики. Извините, но приходилось слышать, что награды и звания доставались тем, кто был близок к начальству.
– Как я мог быть близко к начальству, когда я бригадир и должен находиться со своими людьми. Моей первой заботой было, чтобы вовремя доставили раствор и кирпич, знать, все ли вышли на работу, не заболел ли кто. У нас были хорошие показатели, поэтому и награды были, и не только у меня. Пять человек из бригады – Борис Мокеев, Нина Назарова, Иван Никитин, Хусаин Халиуллин и Ильфак Шарифуллин – получили орден Трудовой Славы третьей степени. Альмира Гумерова стала заслуженным строителем ТАССР. Работали мы в мороз, в дождь, жару. За это и получали награды.

ГАЗИМЗЯН САБИРОВ

ЛЕТОПИСЬ НИЖНЕКАМСКА

СВАРЩИК-САМОУЧКА ОБОШЁЛ ПРОФЕССИОНАЛОВ

Стройки Татарстана привлекли тысячи молодых людей со всех уголков необъятной страны. Так, в 50-е годы в Лениногорске встретились красавица из Тамбова Раиса Самодурова и бравый парень Яков Винников из Брянской области. Понравились друг другу и, не мешкая, сыграли свадьбу. Молодые получили прекрасную квартиру, думали, навсегда станут лениногорскими, но судьба приготовила им испытание – пройти нижнекамскую стройку, куда они приехали в начале 60-х годов. Многие подробности уже забылись, но самые памятные события 82-летний ветеран помнит. В беседе с корреспондентом «ВГ» он ещё раз вспомнил товарищей и те объекты, в строительстве которых пришлось участвовать.
– Яков Яковлевич, что вас потянуло в Нижнекамск?
– Молодые мы были, захотелось на новом месте с нуля начать. По специальности я вообще­то тракторист. Увидел здесь, как работают сварщики и сам процесс сварки, понравилось. Решил – научусь этому делу. Сварщики сядут на перекур, я беру их инструмент и пробую варить. Стало получаться, сдал на допуск. С тех пор, более сорока лет, работал сварщиком в «Спецстрое».
Как-­то нужно было вести трубопровод. Работа, сами знаете, ответственная, высшей категории. Собрали человек восемь сварщиков, дали каждому проварить шов по стыку. Потом у каждого проверили образец на качество. Моя работа была признана лучшей: шов ровный, без подтёков и без «соплей». Мне и поручили потом варить.
– На городских объектах пришлось работать или на промышленных?
– Можно сказать, только на городских, чаще на газовых трубопроводах. Начинал с квартала «Е», это улица Вокзальная, педучилище, шестая школа. По проекту требовалось трубы проложить на расстоянии от домов, тогда пришлось бы убирать деревья, а они только­только принялись, стоят в зелени. Жалко стало их, я предложил проложить по фасаду. Начальство не возражало. Так с тех пор и пошло. Говорили, кто­то потом это как рационализаторское предложение оформил.
– Многих ли товарищей, своих коллег по работе, помните?
– Помню многих, но хочу добрым словом вспомнить главного инженера Хамзу Бикбова, с которым часто приходилось ездить на задания. Он всегда уступал мне место в кабине, а сам ехал в кузове. Мне было очень неудобно, говорил ему: «Хамза Шигабутдинович, вы всё же начальство, вам надо ехать в кабине». А он мне всегда отвечал: «Ты мне ещё завтра понадобишься». Уважал он рабочих.
Меня по работе не обижали. К каждому празднику то Почётную грамоту подкинут, то ещё что­нибудь. Звание «Заслуженный строитель Татарской АССР» даже присвоили.
Один год наградили туристической путёвкой в Германию, был в Потсдаме и Берлине. Ощущение не очень хорошее осталось от общения с немцами. Не любили они нас, русских. А кто их просил на Советский Союз нападать?

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– Вы живёте в квартире с планировкой 50-­х годов. Неужели не хотелось поменять на более удобную?
– Можно было переехать, но привыкли к соседям. Дом небольшой, пятиэтажный, три подъезда. Все жители, как одна семья. Старшая по дому Галина Николаевна Суворова для всех как мать. А на новом месте ещё неизвестно, что за люди окажутся по площадке и по подъезду.
В разговор подключилась дочь Тамара Яковлевна.
– Папа практически не знал, что такое отдых. Как выходной или праздник, обязательно где­то что­то случалось. Кого вызывать? Приезжали за ним. Наверное, потому, что другие могли отказать, или быть не в форме, а папа был безотказный. Однажды где­то случилась авария, за ним должны были вот­вот приехать. Он решил не ехать, залез под койку. Приехали, мама говорит, что его нет дома, ушёл по домашним делам. Сестра Лена, ей в то время четыре годика было, выскочила из спальни, кричит:
– А вот и нет. Папа дома, он от вас под койкой спрятался.
Пришлось ему вылезти и ехать. Но с тех пор его стали вызывать пореже.
– В отпуска ему всё же давали, наверное, отдохнуть?
– Папа хорошо зарабатывал, но за богатством ни он, ни мама не гнались. Единственная дорогая вещь в квартире было пианино. Хотели, чтобы моя сестра Лена стала музыкантом. Слава богу, музыкантом она не стала, но каждое лето родители возили нас, троих детей, в Москву, Одессу, Евпаторию, Ленинград. Можно сказать, весь необъятный Советский Союз объездили. Сейчас с удовольствием вспоминаем порт и Потёмкинскую лестницу в Одессе. А разве забудешь Эрмитаж, Петродворец и Невский проспект в Ленинграде! Никогда не забуду, как мы обедали в шикарном ресторане. Зашли в зал, стоим у двери, к нам сразу подошёл официант. И хотя было видно, что мы приезжие, из провинции, обслужил как надо. Провёл к свободному столу, сказал: «Здесь прекрасный вид на набережную, вам здесь будет очень удобно». О ленинградцах того времени у нас остались очень приятные воспоминания.
– Ваша мама тоже трудилась на стройке?
– Она была инженером-­строителем, работала в техническом отделе «Татэнергостроя». Шесть лет назад она скончалась. Подруги по работе до сих пор вспоминают её с благодарностью. Когда у них умерли мужья, и появилась нужда выполнить какую-­нибудь мужскую работу по дому, мама посылала к ним папу, и он одной сантехнику наладит, другой по столярному делу выполнит, третьей замок починит. Он у нас мастер на все руки. Двухэтажную дачу построил, издалека приходили полюбоваться, как он её отделал.

ГАЗИМЗЯН САБИРОВ

ЛЕТОПИСЬ НИЖНЕКАМСКА

С КРАНОМ­-КОРМИЛЬЦЕМ ПО ВАЖНЫМ СТРОЙКАМ

Немногие первостроители могут с гордостью сказать о том, что в своё время они первыми приходили и начинали какой-либо объект. Альфред Шакиров относится к числу таких счастливчиков, хотя сам он этому факту не придаёт абсолютно никакого значения. Профессия у него была самая что ни на есть мужская – работал на кранах, поднимающих грузы 25, 50 и даже 63 тонны. Старейшему механизатору было что рассказать корреспонденту «ВГ».

–Альфред Шарипзянович, помните свой первый рабочий день в Нижнекамске и свои первые объекты?
– Про первый день ничего не могу сказать. Не помню. А начинал с градирен на химкомбинате. В то время это были самые важные и первые технологические объекты. Они узлами собирались на земле, а я их потом краном подавал монтажникам, они уже устанавливали на место. Работа, между прочим, ювелирная, особенно для монтажников.
– Вы со своим краном, наверное, были нарасхват?
– Пришлось поработать на строительстве шинного завода. В фундаменте главного корпуса укладывал 25­-тонные «стаканы», в которые потом устанавливали колонны. Каждая колонна длиной 17 метров, весом семь с половиной тонны. Тогда я работал с бригадой монтажников, бригадиром был Володя Павлинов. Пусть шинники не забывают фамилии таких специалистов.
– Выходит, вас направляли только на важнейшие объекты?
– Наверное, потому, что краны, на которых я работал, были уникальные – ДЭК-­25, ДЭК­-50, ДЭК­-631. Поднимали грузы весом в десятки тонн. Такие механизмы были только у нас, в «Гидромонтаже». Поэтому, когда в Челнах решили строить завод железобетонных изделий, понадобился такой мощный кран. Послали туда в командировку бригаду монтажников и меня с моим другом­краном. Пять лет пришлось ездить.
– На этом ваши большие объекты закончились?
– Была ещё Татарская атомная электростанция. Когда объявили об этой стройке, у меня тогда гордость за республику была. Многие были против АЭС, а я жалею, что стройку закрыли.
– Сколько человек составляли экипаж такого большого крана?
– Мы работали вдвоём, я и сменщик. Когда кран в рабочем состоянии, никаких трудностей нет. Управляешь рычагами, кран хорошо слушается.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– Неужели никаких ЧП на кране не было, даже маленьких аварий?
– Маленькие случались. «Разуется» кран, нужно заменить «башмак». А он 100 килограммов весит. Тут уж только вдвоём приходилось заниматься. Но самой тяжёлой операцией для нас была замена тросов, держащих груз и стрелу. Трос толщиной 35 миллиметров, длиной – 200 метров. Особенно тяжело приходилось, когда трос протаскивали через блоки.
– И вам ни разу не хотелось уйти с крана?
– Мог найти более лёгкую работу, у меня несколько специальностей. Но не хотел. Не поверите, но мне нравилась работа, а свой кран я называл другом и кормильцем. Но вы правы, работа не из лёгких. Ко мне на стажировку присылали многих. Бывало, поработает парень недельку, и сбегает. Выдерживали и оставались единицы. Из своих учеников могу назвать Валерия Дерябина и Михаила Галимова, оба тоже на заслуженном отдыхе.
Перед уходом на пенсию я пересел на маленькие, но тоже гусеничные, краны. Строил мосты в Билярске, Аксубаевском и Алексеевском районах Татарстана, Чув­Ялтани (Чувашия).
– Я слышал, вы живёте в легендарном доме на Юности, 5?
– В Чистополе мы жили, можно сказать, в подвале. Никаких перспектив, чтобы получить жильё, там не было. В Нижнекамск ради жилья и приехали. Сначала жили в бараке в посёлке. Когда объявили о том, что комсомольцы задумали после работы строить на общественных началах дом, я даже не задумывался, записался в эту организацию. 11 месяцев строили.
– Удивительно, но вы так и не сменили квартиру, продолжаете жить в комсомольском доме.
– За то, что я пять лет с монтажниками ездил в Набережные Челны, меня одного из всей бригады наградили медалью «За доблестный труд». Многие получили в Челнах квартиры. Мне тоже предложили. Я в выходной день повёз свою супругу показать город, где придётся жить. Но ей Челны не понравился. Сказала: «В Нижнекамске веселее». Я отказался от квартиры. В комсомольском доме я живу на девятом этаже, на солнечной стороне с хорошим обзором. В прошлом году дому исполнилось 45 лет. Его капитально отремонтировали, он теперь как новый: тёплый и нарядный.
– Первый рабочий день вы не помните, а как провели последний?
– Выйдя на пенсию, я ещё несколько лет работал. В 37-­38 микрорайонах Нижнекамска строили монолитные дома. Работали, сказать честно, просто так, потому что наш родной «Гидромонтаж» почти два года не платил зарплату. И вот как­то приходит ко мне на кран мужик и давай предъявлять претензии: того нет, этого нет. Я говорю: «Кто ты такой, чтобы ко мне привязываться?». Говорит: «Я новый механик». Я тогда психанул: «Я на кранах 30 лет отработал. Скажи спасибо, что кран цел и на ходу, работает благодаря моим стараниям. А ты, если такой умный, возьми ключи, садись и работай». Отдал ключи и ушёл домой. С тех пор на работу не выходил.
– И даже не тянуло?
– Интересовался я потом судьбой крана. Разворовали у него всё, растащили.
– А зарплату смогли получить?
– Мы, рабочие, подавали на организацию в суд, решение вынесли в нашу пользу, но никто из нас ни копейки так и не получил.

ГАЗИМЗЯН САБИРОВ

ВЫЕЗЖАЛИ С КОНЦЕРТАМИ ПО РАЙОНУ, И ВСЕГДА С ПРИКЛЮЧЕНИЯМИ

Очередной герой нашей рубрики – Галина Суворова (девичья фамилия Чулкина). Перед приходом в редакцию «ВГ» она побывала в 32 школе на встрече с учениками пятого класса. Ребята проявили огромный интерес к её рассказу. Ещё бы: ветеран стройки в своё время была занесена в комсомольскую летопись города, награждена значком «Основатель Нижнекамска» (удостоверение № 37).

Её спрашивали обо всём: откуда приехала на стройку, на каких объектах и кем трудилась, как молодёжь проводила свободное время, и о многом другом. Не мудрствуя лукаво, корреспондент «ВГ» попросил гостью ответить на эти вопросы и для читателей газеты.
– Галина Николаевна, сколько вам было лет, когда вы приехали в Нижнекамск?
– Мы жили в районном центре селе Красный Бор (сейчас оно входит в Агрызский район). Изумительное место: заливные луга, Кама буквально в нескольких десятках метрах. Но из­за строительства Нижнекамской ГЭС село решили переселить повыше. Села, каким оно было раньше, не стало. Кто­то переселился, но многие предпочли уехать в другие места. В то время уже шли разговоры про нижнекамскую стройку, и в ноябре 1960­-го года папа с мамой уехали сюда. Мне нужно было заканчивать девятый класс, я приехала позже. Было мне тогда полных 16 лет.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– Приехали, конечно, не имея специальности?
– Уже на второй день после приезда я вышла на работу – в СМУ­-46 меня приняли курьером. Телефонов ещё не было, чтобы кого­то вызвать или что­то передать. Вот меня с промбазы послали на какой­то объект найти одного прораба. Пришла, кругом ямы и траншеи. Куда идти, к кому обратиться? Увидела будку, догадалась туда зайти и спросить нужного человека.
– Вспоминая те годы, ветераны не преминут рассказать о неудобствах жизни. Лично вам что запомнилось?
– Запомнились сильные ветра. Иногда они дули по несколько дней. Бывало, идёшь куда­нибудь, надо обязательно взять в руки кусок фанеры или стекла и прикрывать им лицо, особенно глаза. Песчинки, мелкие камешки прямо впивались в кожу. Работать было невозможно, эти дни обычно актировали.
Помню, после Ахтубы нам дали квартиру в бараке. Папа построил в ближайшем овраге засыпушку и сделал там баню. И мы мылись, и соседи.
– Ещё вспоминают о грязи.
– Да, грязи было много. Молодёжи надо где­то проводить время, на танцы мы из посёлка ходили в Большое Афанасово. В одном месте было особенно грязно. Рядом огород. Вот мы по жердям изгороди проходили это страшное место. Потом построили клуб «Строитель», а рядом шикарную танцплощадку. Летом там каждый день играл духовой оркестр под управлением незабвенного Бориса Петровича Никитина. От клуба до посёлка проложили асфальтированную дорожку. И она освещалась. Для молодёжи это был шикарный подарок. Бывало, идёшь ночью, а по обеим сторонам клевер, и он прямо благоухает. Когда не хотелось идти в клуб, танцы и пляски устраивали у общежития прямо на улице.
– Какие мероприятия проводились в клубе?
– У нас был очень большой хор, человек, наверное, 40. Часто ставили у себя концерты, выезжали по району. И обязательно с приключениями. В январе 63­го поехали на Круглое Поле. После концерта поехали домой. И кому­то захотелось посмотреть, как там железнодорожную ветку в Нижнекамск тянут. Поехали, посмотрели и забуксовали. Все были одеты легко – в туфельках, чуть ли не в кофточках. Долго буксовали, уже паниковать начали, но на наше счастье попался вездеход, он нас вытащил.
В клубе было много кружков. Даже профессиональные балетмейстеры работали – муж с женой из Москвы. Культурная жизнь в то время кипела. Что бы ни проводили, всё делали с выдумкой. Решили провести осенний бал. Спилили берёзку, она уже начала желтеть, поставили посередине клуба. Танцуешь, под ногами листья шуршат. Помню, в клубе была встреча с композитором Александрой Пахмутовой.
– Вам ведь и на стройке пришлось работать?
– Было дело. Почему­то очень престижным считалось работать в бригаде маляров­штукатуров. Я туда и попросилась. С напарницей нагрузили на носилки раствор и понесли … на пятый этаж. Поднялись, я без сил так и села на раствор. Потом мне велели сделать алебастровый раствор. Я сделала. Велели принести. Я пока несла, он схватился. Оказывается, это была обычная шутка над новичками.
– Вы сказали, что перед приездом в Нижнекамск закончили только девять классов.
– В посёлке в первый же год открыли вечернюю школу. Молодёжь дружно пошла учиться. С нами училась мать братьев Метшиных. Помню, учился Зайцев, мужчина уже в годах. Его жена была нашей учительницей. Иногда она говорила мужу: «Зайцев, может, домой пойдёшь?» Но он всегда оставался: хорошо закончил школу и, кажется, поступил то ли в техникум, то ли в институт.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– Долго трудились на стройке?
– По состоянию здоровья я ушла со стройки, пришлось работать воспитателем в детсаде (у меня росли двое малышей, а с местами было очень туго). Потом 11 лет работала лаборантом в «Камэнергостройпроме». В клубе «Нефтехимик» устроили торжественное собрание по случаю выпуска миллионного кубометра железобетона. Многих наградили ценными подарками. Мне вручили часы. Потом более 30 лет работала в проектном институте «Татколхозпроект».
– За что вас включили в комсомольскую летопись?
– В свидетельстве было написано: «За хорошую работу и активное участие в комсомольских делах». Общественную работу я любила смолоду. Была членом комитета комсомола «Татэнергостроя», дважды избиралась депутатом городского Совета, в 79­м, когда Нижнекамск участвовал во Всесоюзной переписи, была счётчиком. Ещё до выхода на пенсию меня выбрали старшим по дому № 14 по улице Тукая. У кого свет погас, или воды нет, звонят не куда­нибудь, а мне. Приходится принимать меры. Среди жителей дома много ветеранов. Когда мы заселились в 1963 году, перед домом было поле. Там частенько сеяли горох. И вот помню: после ужина почти все жители дома шли в поле полакомиться горохом.
– По вашим ответам, похоже, вы оптимист и довольны жизнью?
– У меня много друзей, с мужем, тоже первостроителем, дождались внуков. Хожу в хор ветеранов имени Мещанинова. Считаю себя счастливой, что не зря прожила жизнь.

ГАЗИМЗЯН САБИРОВ

ТАТАРСКИЙ ЯЗЫК СПАСАЛИ ВСЕМ МИРОМ

Есть семьи, где её члены отдают предпочтение одной профессии и становятся или строителями, или медиками. У Бутяевых в каждом поколении один-два представителя выбирали профессию сеятеля разумного, доброго и вечного. Видимо, уже сказывалась генетическая связь. Вот и Анна ещё в начальных классах приняла решение стать учительницей. Всего в их роду 29 педагогов, общий стаж которых на сегодня составляет 575 лет, о чём она с гордостью сообщила корреспонденту «ВГ».

– Анна Гурьевна, а кто больше всего повлиял на выбор профессии?
– В памяти остался дядя Иван Шабалин, работавший учителем. Уходя на фронт, он собрал стопку учебников и отдал матери со словами: «Война, наверное, продлится недолго. Я вернусь и ещё поработаю в школе». Я потом часто просматривала его книги, они были выпущены на татарском языке в 1934 году, но отпечатаны на латинице.
– Вы закончили Казанский пединститут и стали преподавателем татарского языка и литературы. Насколько острой была проблема изучения этих предметов?
– О проблеме очень хорошо знали только мы, педагоги. Русские и украинцы, живя в США или Канаде, создают общины, чтобы сохранить свой язык и культуру. Так же живут и татары в Финляндии. А вот, живя в своей республике, татары начинают забывать родной язык. Руководители Министерства просвещения Татарии своевременно позаботились о мерах по изучению татарского языка. Для нас, кряшен, родной язык татарский, поэтому я не могла оставаться безучастной к его судьбе.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– Конец 60-­х и начало 70­-х годов: в Нижнекамске всё в стадии становления. У вас было что­то, чтобы начать полноценные уроки?
– В седьмой школе, куда я пришла, абсолютно ничего не было – ни учебников, ни пособий. Начала собирать картинки, подходящие для моих уроков. Раскладывала картинки по тематикам, например, «Семья», «Имена», «Продукты», «Домашний быт», «Транспорт», «Город», «Родственники», по ним учили слова.
– Всё время не могли работать по картинкам, должны же были быть и книги?!
– В посёлке Красный Ключ был хороший книжный магазин, там появлялись учебные пособия на татарском языке. Если случалось бывать в Набережных Челнах, Альметьевске, обязательно посещали книжные магазины. А если уж предстояло ехать в Казань, мы это считали за счастье, удавалось привозить стопки книг.
– Скажите честно, дети с желанием ходили на ваши уроки?
– Открытого сопротивления ни со стороны родителей, ни со стороны детей не было. Но и огромного желания тоже не замечалось. На татарский язык и литературу давалось всего два часа в неделю. Ребятам хотелось заниматься физкультурой, и они старались скрыться в спортзале, но я вызывала их оттуда и заводила в класс.
Моральную поддержку мне оказывали директор школы Анвар Шамов – очень сильный педагог и большая личность, завуч Агита Григорьевна. Если возникала неувязка, она всегда принимала мою сторону и говорила: «Татарский язык – такой же урок, как и другие».
– Заставляли учить насильно?
– Так продолжалось лишь в первое время. Чтобы дети полюбили мои занятия, я начала посещать открытые уроки коллег из других школ, сама их проводила. Очень много дали встречи с местными писателями и поэтами Рахмаем Хисматуллиным и Мухаметом Шайхи. Они рассказывали про Габдуллу Тукая, про подвиги татар в Великую Отечественную войну. Когда из Казани приехал известный поэт Сибгат Хаким, мы постарались, чтобы он обязательно посетил нашу школу. Он рассказал о своём творчестве, читал стихи, тогда, я думаю, ребята поняли, за что надо любить родной язык. Очень помогали вечера литературно­музыкального объединения «Жидеган чишма». По приглашению его руководителей на сцене Дома народного творчества выступали ведущие писатели и поэты республики, музыканты и артисты. Советовала родителям, чтобы с детьми обязательно посещали эти вечера.
Поддержку и помощь оказывали литобъединение «Кама таннары», Шура аксакалов, библиотеки имени Тукая и имени Кул Гали.
– Вы, наверное, как­то старались разнообразить формы преподавания?
– После седьмой школы я несколько лет работала во второй. Мой кабинет татарского языка был по соседству с кабинетом Алевтины Аристовой, учительницы по рисованию. Мы с ней подружились, и как­то спонтанно возникла идея проводить совместные уроки. Бывало, сядем на трамвай и уедем с ребятами на Красный Ключ. Самое первое название этого места было Щургат, потом его назвали Святой Ключ, уже при советской власти стали называть Красный Ключ. Побродив по красивым местам, мы заходили, по договорённости, к какой­нибудь знакомой, бывшей жительнице Чабьи или Ахтубы. Она рассказывала о деревне, её истории и местных обычаях. После Красного Ключа ездили в окрестные деревни – Афанасово, Шингальчи, Ташлык, Клэтле. Встречи обычно заканчивались чаепитиями. В Ташлыке Вара апа встретила нас с полным чугуном варёной картошки. Всё, о чём рассказывали, ребята записывали, потом оформляли в альбомы.
Однажды я попросила школьный автобус и поехала в Мелекес, мою родную деревню, привезла оттуда предметы домашнего быта: одежду кряшен, детали ткацкого станка, колокол, другие вещи. Открыла в школе музей, назвала его «Вечный родник». Много мероприятий проводила там.
– В конце концов, вы добились, что ваш предмет стал одним из любимых?
– Этого я утверждать не могу, но то, что ученики стали заниматься с удовольствием, это точно. Ребята стали участвовать в городских и республиканских олимпиадах, стали писать выступления на татарском языке.

В ПЕРВОЙ ШКОЛЕ ПРЕПОДАВАЛИ ТРУДОГОЛИКИ
Этой осенью первой школе исполняется 50 лет. Удивительно: контуры Нижнекамска существовали ещё только на чертежах, все строящиеся в тот момент объекты на промбазе планировались как временные, а первым капитальным зданием в черте города была выбрана школа. И это в то время, когда сотни людей жили в общежитиях, на частных квартирах по окрестным деревням, и даже в землянках. Почему начали со школы? – с этого вопроса началась беседа корреспондента «ВГ» с Рашитом Шаяхметовым – первым завучем школы, заслуженным учителем Татарской АССР.

– На стройку ехали со всей страны. Ехала в основном молодёжь. Но приезжали и семьи с детьми. Их с каждым днём становилось больше. Вот тогда местные власти – горком партии и райисполком, а они тогда находились в Набережных Челнах, – решили строить капитальную школу. Та, барачного типа, которая работала в посёлке, не могла вместить всех учащихся.
– Вы откуда приехали на Нижнюю Каму?
– Мы с супругой Флюрой Габдальнуровной преподавали в Камаево, это в Елабужском районе. Романтиками были, верили, что наши знания и руки здесь будут не лишними.
– Школа не испытывала дефицита в кадрах учителей?
– Школе повезло в том, что в Нижнекамск приезжали учителя уже с опытом работы. Приведу такой удивительный факт – в первые годы в школе работали шестнадцать семейных пар. Директор Николай Максимович Максимов работал в Таканыше заведующим районным отделом народного образования. Он работал много, остальные преподаватели были такими же трудоголиками. Не потому, что старались угодить директору, а были влюблены в профессию, как работали у себя до Нижнекамска, так продолжали работать и здесь.
Ребята, пришедшие из сельских школ, учились на татарском языке. И в новой школе образовалось много татарских классов, я стал завучем татарского сектора. У меня было правило – побывать на дому у всех учеников, живущих в деревнях. Брал в руки палку и шёл в Нижнее Афанасово, Шингальчи, Клятле. Чаще пешком. Машины ходили редко, а об автобусах только мечтали.
– Рашит Шаяхметович, расскажите, хотя бы кратко, что за человек был Максимов?
– Очень сильный организатор и требовательный руководитель. Он ввёл в школе железную дисциплину – и для учителей, и для школьников. Попробуй учитель прийти в школу без галстука, а ученик – поцарапать парту. Неприятностей не оберёшься. Был такой случай. Ребята из старших классов играли, подкидывая вверх шапки. Одной шапкой разбили окно. Как раз на моих глазах случилось. Сказал: «Даю вам десять минут, чтобы за это время стекло в окне стояло». Не за десять, а чуть больше времени они стекло вставили. Сбегали на стройку, попросили у бригадира, он им помог.
– Обычно, что ни коллектив, то традиция.
– В школе была замечательная художественная самодеятельность. С концертами учителя объездили весь район. Традиция коллектива первой школы была продолжена преподавателями других школ. Буквально на днях в 25 школе состоялся финал очередного городского смотра художественной самодеятельности. Видели бы вы, какие талантливые люди наши педагоги!

ПРОДОЛЖЕНИЕ:

– А как вы отдыхали в свои выходные или в праздники?
– На 1­е Мая 1963 года Николай Максимович пригласил в гости Игнатьева, Кузьмина, Мисхата Шамсутдиновича. Жена директора Галина Николаевна, украинка по национальности, приготовила очень вкусные голубцы. Я играл на баяне, все пели, веселились и шутили. На следующий день собрались у нас, потом у Клементия Степановича Кузьмина, на третий день пошли к Мисхату Шамсутдиновичу в Ахтубу, где он жил в землянке. А вечером – к Василию Ивановичу Игнатьеву. Праздник провели замечательно. Мы, мужчины, были восхищены нашими хозяйками, у каждой были вкусные блюда. Николай Максимович любил выпить за столом, но вовремя останавливался. Говорил: «Всё, ребята, последняя». И расходились свеженькими.
– Ученики участвовали в общественной жизни школы?
– Обязательно. Вокруг школы был пустырь. Мы сразу начали благоустраивать территорию, высаживать деревья. У нас вырос прекрасный яблоневый сад, в котором любят фотографироваться наши выпускники.
Даже после занятий школа гудела, потому что работали кружки и клубы по интересам. Например, клуб юных книголюбов, интернациональной дружбы. Моя супруга была мастерица на все руки и вела сразу несколько кружков. Ребятам некогда было даже думать о чём­то плохом.
Мы учили детей любить труд, Родину, думать, уметь выражать свои мысли. Как­то дали детям задание написать сочинение о Великой Отечественной войне. Свои работы они читали на открытом уроке, на котором присутствовал и министр просвещения республики Низамов. Одна девочка написала про свою бабушку. Если бы вы видели, с каким чувством она читала, как она сумела раскрыть образ бабушки, работавшей в годы войны в колхозе. Не поверите, министр плакал. Плакали многие.
– Рашит Шаяхметович, назовите, пожалуйста, педагогов тех лет?
– Их было очень много. Своим творческим отношением мне запомнились Пётр Ибаев, Клара Насихова, Галина Максимова, Флюра Муртазина, Татьяна Глянц, Роза Гафиуллина и другие. Школу потом вполне справедливо называли кузницей кадров. Многие наши педагоги стали отличниками народного просвещения СССР, заслуженными учителями республики, возглавили учебные заведения Нижнекамска.
– За пятьдесят лет среди выпускников, наверное, есть немало тех, чьими именами вы гордитесь?
– В первую очередь я бы назвал поэта и писателя, общественного деятеля Разиля Валеева, генерального директора «Вогоэнергомонтажа» Карима Ахметова, заслуженных артистов Татарстана Алмаза Хамзина, Рафаэля Сахабиева и Зульфата Хакима, главного аллерголога города Рифката Гатупова. Список можно продолжить. В школе сейчас учатся внуки первых выпускников.